Филя к этому времени освоил географию голубеводства от Могилева и Бельц до Бендер. По воскресеньям Филофей приезжал домой поздно и сразу направлялся к сараю. Выпускал на пол новых голубей и подолгу любовался новым приобретением. Меж тем, не все было радужным. Один за другим Филины голуби стали болеть. Чаще болели недавно привезенные. Начинал течь нос, слезились глаза. Голуби чихали и кашляли. Некоторых птиц одолевал понос. Филофей пригласил Юзефовича. Осмотрев Филиных голубей, дядя Коля сказал:
- Филя! Много голубей. На это помещение максимум десять пар. Вместе с кормачами. Надо строить новое помещение. Тебе карты в руки. В комбинате можешь выписать доски, столбы и рейки. Но для начала надо пролечить голубей. Больше не привози пока. Обязательно сделай изолятор. В изолятор можно превратить этот сарайчик. И главное! Что ты читал по голубеводству и ветеринарии?
Филофей не читал ничего. Николай Эммануилович тщательно вымыл руки, вытер их тряпкой из багажника мотоцикла и отбыл. Больше у Фили он не появлялся. Надо полагать, что дядя Коля, опытный голубевод, боялся принести заразу своим голубям.
Филофей продолжал привозить голубей. Он уже не мог не покупать и не привозить. Идея приобретения новой птицы стала у Филофея идефикс, навязчивой идеей. Зато за лечение голубей он взялся с азартом. Побывал в ветеринарной аптеке. Заведующая, она же ветеринарный врач подробно и участливо расспросила Филю о признаках заболевания. Написав на листочке бумаги назначения и дозировки, отпустила лекарство.
Приехав домой, Филя задумался:
- Что дадут голубям такие маленькие дозы? Эти дозы для муравьев!
Филофей дал дозы по собственному разумению. Несколько птиц погибло, зато остальные выздоровели. Филофей радовался и чувствовал себя всезнающим ветеринаром. Однако все голубки перестали нести яйца. Это была катастрофа. Сезон - псу под хвост!
В этот период Филя женился. Вернее женили его. По выражению Филиного тестя, тоже голубевода, он спаровал Филю со своей дочкой. Он надеялся, что его внуки тоже будут голубеводами.
Поселились молодые в доме тестя. Все Филино имущество при переезде уместилось в армейском чемодане. За голубями вдвоем с новым родственником приехали на пароконной бестарке. Голубей уместили в забитые ящики, остальное, отскребывая и выколачивая, нагромоздили сверху. Мама возилась у дворовой плиты. Отчим покуривал "Беломор". Под конец, щелчком отстрелив окурок в заросли крапивы, сказал:
- Уберете за собой!
В пятницу при разгрузке оцинкованной жести случилась крупная неприятность. Двухсоткилограммовый пакет ребром придавил ступню трактористу. Решили договориться мирно. Чтобы не регистрировать в инспекции травму на производстве, трактористу предложили больничный не брать, а ежедневно обещали писать восьмерки. Тракторист было заартачился. Тяжбу разрешили отозванием из прокуратуры заявления комбината о краже трех кубометров горбыля. По свидетельству трех свидетелей, горбыль с территории две недели назад вывез тракторист. На том и порешили. Авторитетная комиссия подписала акт, в котором черным по белому было написано, что при тех самых трех свидетелях тракторист получил травму ноги в нерабочее время на выходе из сельской чайной. Акт удостоверила подпись самого пострадавшего тракториста.
В понедельник с утра на планерке подняли вопрос: - Кто с помощью трактора будет вытягивать прутки и катанку? Вспомнили! Есть человек с образованием! Это был Филофей. Привезли из дому тракториста. Филофея усадили за руль "Белоруса". Через час тракторист заверил начальство, что Филя к работе готов. Потянулись дни. Кузнец со сварщиком вязали катанку к раме многотонного, несколько лет ржавевшего под забором, бульдозера. Другой конец крепили к сцепке трактора. Филя медленно трогал с места. При растягивании катанка и пруток выпрямлялись и кузнец давал отмашку: - Ровно! И так с утра до вечера.
В очередной раз Филя тянул пруток. Натяжения он не почувствовал, так как заметил, что над противоположным склоном села в небе кувыркались голуби. Пристально вглядываясь ввысь, Филофей гадал:
- Юрчишинские или Присакаря? Юрчишинские! Его белый катом ...
Отмашки кузнеца Филя не увидел. Трактор дернулся и стал подыматься на дыбы. Казалось, вот-вот завалится назад. Но вырвался из сцепки загнутый прут. Трактор с силой ударился передними колесами, подпрыгнул и понесся вперед. Упершаяся в педаль тормоза ступня Филофея, оказывается, со всей силой давила на газ. С разгона трактор пробил хлипкий забор. От падения с крутого склона и разрушения дома по ту сторону улицы спасли две старые акации. Массивным противовесом снесло ближнюю, с оголенными корнями. Высоченная акация разбила несколько листов шифера на сарае напротив и легла поперек дороги, перекрыв движение любого транспорта, как минимум до вечера. Основной удар приняло на себя второе дерево. "Белорус" заглох. Собственным лбом Филофей вышиб лобовое стекло и очнулся на горячем капоте "Белоруса".
Филю перевели в цех жестяных изделий. Теперь Филофей вальцевал огромные круглые оцинкованные корыта и углы водосточных труб. При обвальцовке трубы на угол, круговые размашистые движения детали постоянно возвращали Филю к взмахам голубиных крыльев. В последнее время Филофей увлекся бойными. Он поднаторел в их классификации и оценке экстерьера. Наибольшим спросом пользовались северо-кавказские.
Армавирскими короткоклювыми Филя бредил постоянно. В своих мечтах он скрещивал бельцких с короткоклювыми армавирами. Он рассчитывал вывести новую породу и назвать голубей Филофеевскими. Звучит! ... И ездить далеко не надо. Его путешествия поездами в Кишинев и Бендеры вызывали глухое раздражение молодой жены и постоянное ворчание тещи. Тесть молчал. Сейчас география Филофеевых интересов сузилась от Мошан и Цауля до дрокиевской Софии и рышканской Ракарии.
Меж тем отчим снова принял участие в судьбе Филофея. Новый директор комбината, с которым отчим проводил большую часть времени в отдельном кабинете чайной, решил дать Филофею возможность заработать больше. Вовремя ... Филофеева жена была на сносях. Филю перевели на оборудование, производящее крышки для консервирования овощей и фруктов. Сначала Филофея определили учеником к молодому смышленому парнишке из Бричево. Парень уходил в армию. А это целых три года!
За два оставшихся до службы месяца парень, у которого дома беспородный пес научился приносить в зубах тапочки или спички по команде, обучил Филю премудростям крышечного мастерства. Филофей учился охотно. Он понял: здесь можно работать до пенсии. Крышки пользовались огромным спросом. Их расхватывали из-под полы. К концу второго месяца Филя самостоятельно освоил операции от раскроя белой жести и штамповки заготовок до обвальцовки изделия подвивочным роликом. Резиновые уплотнительные кольца с помощью специальной оправки роликовыми ножами на токарном станке вырезал старый токарь, местный "Кулибин" - дядя Ваня Морарица.
Филофей взялся за дело рьяно. Приходил на работу раньше всех и уходил позже начальника цеха. Филя работал в выданном ему новом ярко-синем халате и перчатках. Каждый день, рассовав, чтобы не было заметно, по карманам, часть продукции Филофей уносил домой. Крышки находили сбыт среди родственников, соседей и надежных знакомых. Но это были не Филины масштабы. Вылетающие из под обвальцовки почти готовые крышки упорно напоминали Филе порхание и круговые взмахи крыльев Николаевских и Мелитопольских серпасто-выворотных голубей. Зарплата и приработок на стороне едва обеспечивали, по мнению тещи, подготовку к будущим родам жены. Николаевские и Мелитопольские требовали значительных средств. Это были совершенно другие масштабы.
Филофей в последнее время стал соображать быстрее. Через Могилевских голубятников он узнал, что белую жесть, из которой штампуют крышки можно купить на Украине. Голубеводческая корпоративная солидарность сработала безотказно. В вагон одесского поезда работники Львовской металлобазы загружали блоки с белой жестью и тут же звонили. Филофей с тестем выходили к поезду и принимали груз. Дома листы жести кроили на полосы. Пакеты с полосами тесть передавал через забор. Так было налажено параллельное производство крышек для домашнего консервирования.
Кто мог предположить, что Филофея на работе постигнет напасть. Этой самой напастью оказался главный инженер. Все звали его Ярослав Николаевич. Директор - просто Пунгин, Цуркан, начальник цеха - просто Пырля, Вланку ... А тут от горшка два вершка, а весь комбинат величает его Ярославом Николаевичем. Имя-отчество трудно запомнить. На начальника не походит. Ходит без галстука, в старой кепочке, а ему против слова никто не скажет. И не ругается никогда, не кричит. Не командует, а просит. Спокойно так, а ему никто не смеет возразить! Даже директор! Но главное имя-отчество. Как запомнить? Язык не успевает поворачиваться! Филя про себя звал главного Ярославом.
Пришел однажды главный инженер в цех и стал наблюдать за Филофеевой работой. Долго наблюдал, глаз не отрывал. А потом спрашивает непонятно:
- Филофей, ты не видишь, что ролик-шарик не подвивает края крышки? При закатке кромка не будет обжимать резинку, а сделает гармошку! Работа на смарку!
Придирался Ярослав к Филе постоянно. То пресс для заготовки не той смазкой смазал! Какая разница? То формовочный станок не налажен! То цепь не натянута! И так десятки придирок в день!
- Филофей! Ты о трансмиссии представление имеешь? Цепь болтается, оттого и ролик гуляет. Из-за этого вальцевая пара у тебя неправильно кромку заворачивает! У крышки форма не круглая получается, а овальная, и размер другой!
Трансмиссия? Слово вроде знакомое, но зачем она крышкам? Из чего ее точат? Работает станок, и пусть себе работает! При чем тут пуансоны, матрицы, оправки, подвивочный ролик? На словах дурацких язык спотыкается, еще сломаешь! Что-то не то! Со всеми вежливо, терпеливо, объясняет, словно извиняется ... Одного Филю видит! Чего ему от Филофея надо? Зачем придирается?
Уже дома ночью осенило ... Ничего! ... На второй день сделал Филофей два круглых пакета, аккуратно завернул, даже этикетку комбинатовскую наклеил ... Выждав, когда главный в своем кабинетике остался один, постучал в дверь:
- Разрешите? - подошел к столу и на стол пакеты выложил:
- Вот!
- Что это?
- Крышки! Для вас ...
- А-аа ... Спасибо!
Крикнул главный в открытую форточку:
- Дуся!
- Слушаю, Ярослав Николаевич!
- Вот тебе деньги без сдачи! - главный протянул бумажку. - Сбегай в бухгалтерию и выпиши на меня сто крышек! Квитанцию не забудь принести!
Повернувшись к Филофею, поблагодарил:
- Спасибо, Филя! Ступай, работай!
До вечера работа у Филофея шла невпопад. Все валилось из рук.
С поездом прибыли очередные пакеты с белой жестью. При раскрое на полосы тесть заметил, что жесть хоть и тонкая, но жесткая, пружинит.
- Филя! Жесть другая! Как пружинка. Может отправим обратно? Или пригодится для чего другого?
- Какая разница? Сделали - продали! ...
Станок продолжал выщелкивать звенящие крышки. Готовые крышки через своих друзей-голубятников Филя сбывал в селах подальше. Скоро Филя имел коллекцию Мелитопольских. Отстроил новую высокую голубятню. На четыре комнаты! Две внизу и две наверху. Внизу, обтянутый мелкоячеистой сеткой, вольер. Система замков и запоров! Открывающиеся веревочками с земли, летки с выходом на юг. Сама голубятня стояла на забетонированных в землю трубах. Кошкам и крысам туда хода не стало!
Птица у Филофея стала знатной. Голубятники уже больше ехали к нему. При покупке голубя он торговался для понту. Одного вишневого двухчубого голубя Филофей назвал "Шедевром". На выставки Филофей надевал черный костюм, белую рубашку и красный галстук. Обувался в блестящие, на высоком каблуке, остроносые туфли. Стригся и причесывался под молодого Кобзона. Папиросы "Прибой" уже не выпускали. Филя давно курил "Беломор". На голубиных выставках от Филофея пахло "Шипром".
Между тем на работе у Фили начались неприятности. Станок стал давать больше брака. Проходивший по цеху главный инженер однажды остановился. Наклонив голову, долго слушал. Затем дал знак выключить станок. Филофей щелкнул тумблером. Ярослав Николаевич внимательно осмотрел весь станок. Взгляд его задержался на вальцевой паре:
- Филофей! Сколько тысяч крышек ты прокатал этим роликом?
Филя прикинул. На склад готовой продукции сдал более двух тысяч. Но больше трех тысяч крышек ушли по филиным каналам.
- Не помню точно. Но больше двух.
- Ролик изношен так, будто на нем прокатали не менее пятидесяти тысяч крышек! В чем дело, Филофей?
Филофей знал, что подвивочные ролики были предметом особой заботы главного инженера. Да и весь станок, как и большинство станков и приспособлений в цеху был задуман и сделан по чертежам Ярослава Николаевича и больше его руками. Филимон вспомнил ленточную пилу в столярном. Станок для диванных пружин! За пружинами, изготовленными в комбинате, стояли в очереди обе кишиневские мебельные фабрики! Пружины не ломались, не рвали гобелен и не кололи тела сидящих и лежащих! Станок для крышек главный придумал и сделал сам. Увидел такой станок в Черновицах, постоял у работающего агрегата, поговорил, что-то записал. Вернувшись из поездки, стал собирать. Всех работников цеха завалил срочными заказами! Когда станок заработал, терпеливо учил всех обращению с техникой. От начальника цеха до слесаря по ремонту оборудования и рабочего ...
Ролики вальцевой пары из специальной стали точил токарь Морарица. Затем Ярослав уходил с роликами в кузницу. Сдвигал в сторону курной силезский уголь и засыпал горн древесным углем, который сам же отжигал на территории комбината в герметичной стальной трубе. Большую часть Ярославова угля разворовывали на шашлыки. Даже начальство! С тех пор древесный уголь главный инженер хранит в металлическом ящике инструменталки, расположенной в смежной с кабинетом главного, комнате. Все было под замком.
У разогретого горна начиналось священнодействие. Главный работал с каждым роликом отдельно. Сначала отпускал. Потом калил до оранжевого цвета. Посыпал таким же оранжевым порошком. И так не раз! Затем, раскалив, прерывисто охлаждал в особом масле. Стучал по ролику кусочком напильника и слушал. Только на зуб не пробовал! Затем возвращался к токарному станку. Дядя Ваня молча уступал место. Закрепив в специальной, им же изготовленной оправке, главный шлифовал, постоянно измеряя что-то штангелем. Потом в ход шел микрометр. Приносил из своего кабинета какие-то пасты. Как зубные! Говорили алмазные, по номерам! В итоге из-под руки главного выходили ролики, в которые можно было смотреться, как в зеркало!
И вот, сейчас Ярослав снял ролик и, подойдя к окну, одел другие очки. Долго смотрел! Филофею стало неуютно, по спине и шее забегали мурашки. Главный молчал. Потом отошел в угол, куда сваливали отходы штамповки - высечки. Взял в руки одну, вторую ... У Филофея заныло сердце. Стало подташнивать. Главный повернулся к нему:
- Позови Валентина!
Прибежавшему начальнику цеха главный что-то сказал. Пырля выпучил голубые глаза и высунулся в форточку:
- Дуся!
Главный инженер сел на место Филофея. Валентин с Дусей разбирали завалы и раскладывали высечки на две отдельные кучи. Скоро они перестали пробовать отходы на упругость. Разницу определяли на глаз, по блеску. Несмотря на то, что сортировали высечки быстро, работать пришлось долго. Филофей тоскливо думал:
- Не догадался каждый день уносить домой или прятать среди других отходов высечки.
Наконец закончили считать. Каждый продиктовал свою цифру главному. Ярослав Николаевич записал и пригласил всех троих в свой крохотный кабинет. Сначала писал под рассказ Филофея главный. Потом писал Пырля. Потом снова писал Ярослав Николаевич. В конце под угрозой вызова прокуратуры вынужден был расписаться Филофей. Голубые Пырлины глаза стали белыми. Всей глыбой он надвинулся на сжавшегося в углу Филофея. Жирный подбородок Валентина дрожал:
- Убью-ю!
- Не надо убивать! - сказал главный инженер. - Какова сейчас дневная норма крышек? Выдавать не листы белой жести, а полосы. Строго на количество крышек. К концу дня по счету принимать крышки и высечки. Дефектные крышки дырявить ежедневно и в отходы. Станок в начале рабочего дня включает, а в конце выключает начальник цеха. Вопросы есть?
Филофей сник. Он аккуратно приходил на работу и вовремя уходил. Готовую продукцию у него ежедневно забирал начальник цеха и закрывал в огромный сейф. Ко всему дома его постигло несчастье. В его голубятню невесть как забралась куница. Утром Филофей нашел голубей с прокушенными шеями и головами. Не спасся ни один голубь. Не смогли улететь. Филофей не забывал каждый вечер закрывать летки.
На фоне неприятностей на работе и с голубями рождение дочери прошло мимо сознания и души Филофея. Он прикинул, что с рождением дочери его реальной зарплаты хватит на пеленки и ползунки. Филя продолжал грезить голубями. Снова надо начинать с нуля, предварительно обив верхнюю часть голубятни мелкоячеистой сеткой и жестью. Но купить было не на что. Филя усох, сморщился, стал ниже ростом. У него стало подергиваться лицо слева. Филя стал курить"Север".
Беда, как известно, никогда не приходит одна. В приемную директора комбината зашел один его старый знакомый - бригадир одного из колхозов. В кабинете он выложил перед директором две упаковки крышек и закатанную поллитровую банку.
- Это ваши крышки. Жена приобрела. Посмотрите на качество самой закатки! Хорошо, что у нас были прошлогодние.
Директор стал изучать закатанную банку. Более чем на треть окружности по нижней кромке крышки была видна тонкая трещина.
- Оставь эти крышки у меня! Банку тоже! Я должен разобраться ...
Директор вызвал по селектору заведующую центральным складом:
- Запиши на меня и принеси сюда сто крышек!
После ухода бригадира директор приказал вызвать к себе начальника цеха и главного инженера. Выложил перед ними крышки и закатанную банку.
- Как это можно объяснить?
Все было ясно. Ярослав Николаевич кивком головы послал Пырлю за бумагами. Через минуту директор внимательно читал объяснительную Филофея, докладную главного директору, то есть себе, и акт проверки высечек. На отдельном листке было представление в районную прокуратуру для возбуждения уголовного дела за подписями главного инженера, начальника цеха и директора. Только самой подписи директора недоставало. И ни одной даты ... Выходило, что подпись директора и дату можно поставить в любой момент. Директору все стало ясно без слов ...
- Наверное, правильно сделали. У них в семье дочка родилась?
На следующий день ближе к обеду директор позвонил отчиму Филофея. Встретились, как всегда, в отдельном кабинете чайной. Разошлись как обычно, ближе к полуночи. Все бумаги Филин отчим унес с собой. Следующим утром Филя написал заявление об увольнении по собственному желанию.
Последующие годы пестрили множеством записей в трудовой книжке Филофея. Наконец он устроился оператором на свинокомплексе. Вернулся к своей армейской профессии. На каждую выставку голубей Филофей надевал черный костюм, белую рубашку и красный галстук. Только туфли изрядно потускнели и, когда-то пышную, как у молодого Кобзона, прическу сваляло и прибило к голове. Филин черный волос посыпало снегом. Лоб пересекли две глубокие вертикальные, спускающиеся к переносью морщины.
В Черновицы, Кишинев, Тирасполь и Овидиополь Филофей больше не ездил. Ограничивался птичьими базарами местного значения. Добирался на выставки чаще попутчиком с, имевшими автомобили, голубятниками. На каждой выставке Филофей и участвовал в обсуждении различных пород голубей. Как и прежде, он смотрел исподлобья и глубокомысленно молчал. Филя курил, вставленные в деревянный мундштук, половинки сигарет "Нистру". К концу каждой выставки Филофей подходил к голубеводам и просил подарить ему завалящую, но с хорошей родословной, голубку.
Летели годы. Дочь выросла красавицей. Вдобавок, в отличие от отца, хорошо училась. Школа, техникум, институт. Стала экономистом. Выйдя замуж, уехала в Тирасполь. Муж, сам по профессии животновод, голубями не увлекался. На увлечение тестя голубями смотрел, как на блажь. Зато в арендованном животноводческом комплексе зять держал более двухсот коров. После смерти мамы Анна приглашала Филофея к себе. Он не мог покинуть после смерти жены своего села и высокой, на четырех стальных столбах, голубятни.
Прилетели, как черный ангел, незваные девяностые. Ленинград стали называть Питером. Люди стали ездить на заработки в Россию, Италию, Испанию и Грецию. Поехал в Москву и Филофей. Долго не брали его на работу из-за возраста. Вспомнив навыки жестянщика в цехе металлоизделий, упросил земляков принять его в строительную артель. Вначале поднимали кровлю на даче у известного артиста. Сам, далеко на шестом десятке, Филофей, не удержав равновесия, свалился с трехметровой высоты. Отлежался. Наверх больше не лез. Но, работающим внизу, платили меньше. После падения Филофей стал быстро уставать, кружилась голова и шумело в ушах.
Зато Филофей познакомился с подсобным рабочим из местных. Разговорились быстро. Вечером Филофей был в гостях у нового друга. Дома новый знакомый водил редких голубей. Филофей ошалел. Это были орловские турманы, тульские жуки и бородуны. Он давно мечтал водить такую птицу. Договорились, что по окончании работ Филофей приобретет у подмосковного голубевода несколько пар голубей. После осмотра голубятни новые друзья расслабились, взяли на грудь. Возвращаться на дачу было далеко. Хозяин предложил Филофею велосипед:
- Завтра заберу и приеду домой на велике!
Возвращаясь, Филофей в темноте и в состоянии подпития не заметил столб. В результате в самой середине лба вздулась огромная фиолетовая шишка. Дорогой велосипед всмятку.
- Филофей-непруха. - новое прозвище прочно закрепилось за немолодым молдавским гастарбайтером. К работам на самой малой высоте подрядчик его больше не допускал.
Близилась дата окончания строительства следующего объекта. Это была новая, пожалуй самая высокая церковь Подмосковья. Уже подняли и закрепили золоченный крест. Осталось закрыть две шашки кровли главного купола, через которые поднимали крест. Филофей в тот день, как обычно, работал внизу, обеспечивал подачу кровельных элементов.
Поднятую наверх, массивную медную шашку купола порыв ветра вырвал из рук кровельщика. Стремительно падая, шашка кувыркалась в воздухе, как блесна. Никто не мог предположить, где она будет находиться в следующее мгновение. Все стали разбегаться. Более опытные стремились укрыться в помещении церкви. Один Филофей стоял неподвижно и, как завороженный, смотрел на, падающую, казалось, далеко от него медную шашку купола. Внезапно шашка развернулась и, пролетев по наклонной около пяти метров, кувыркнулась и задела предплечье Филофея. Из рассеченной раны мгновенно вырвался пульсирующий фонтан алой крови. Наложив жгут, подрядчик на своей машине отвез Филофея в больницу. Там сразу же каталку с пострадавшим вкатили в операционную. Операция длилась более трех часов.
Путь на строительную площадку Филофею был заказан. От удара об бетонный столб продолжало шуметь в голове. Постоянно кружилась и болела голова. Надо было купить и вернуть голубятнику новый велосипед. А тут еще дополнительная операция на предплечье понадобилась. Не срослись какие-то сухожилия ... Одним словом, Филофей-непруха ... Работодатель оказался добрым. Поскольку страхового полиса у Фили не было, подрядчик оплатил обе операции. При выписке Филофею объявили сумму долга. Несчастный чуть не лишился чувств ...
Забрал Филофея со стройки работодатель, повез в деревенскую глушь. А там у него огромный, известный на всю Россию собачий питомник. Забрал хозяин питомника у Филофея все документы:
- Отрабатывай!
Долго не знал Филофей, где находится его новое место рабства. Жили и спали в питомнике. Еду готовили на месте из мясных субпродуктов, предназначенных для собак. Раз в неделю старший псарь привозил хлеб и по субботам наливал по сто грамм водки. Филофей стал поправляться. Рука болела меньше, стали сгибаться пальцы. Филофей уже мог держать в травмированной руке полное ведро воды.
Отдыхать и расслабляться не давали. За непослушание старший псарь мог жестоко избить. Так проработал Филофей долго, даже счет времени потерял, одичал совсем. Одна радость случилась у Филофея. Полюбила его шестимесячная сучка Гера. Это была русская охотничья спаниель. За Филофеем ходила по пятам. Спали вместе на топчане. В одну ночь Гера спасла Филофею жизнь. Проснувшись среди ночи, он закурил. Да так и уснул с зажженной сигаретой. Проснулся с трудом. Гера отчаянно тявкала, выла и пыталась стянуть Филофея с топчана. Ватный матрас тлел вовсю. Каморка была заполнена едким дымом.
Однажды хозяин дал Филофею поношенный спортивный костюм и велел садиться в машину. На Киевский вокзал прибыли к отходу поезда. Посадил хозяин Филофея в вагон, вручил проводнику билет и документы пассажира и был таков. Через сутки голодный Филофей был дома. А там никого. Дочь в Тирасполе, пустая голубятня. Всюду хозяйничали мыши. Работу найти невозможно. Не реже раза в месяц дочь навещала отца. Привозила полные пакеты еды, сигареты, оставляла немного денег. Звала в Тирасполь. Но что-то заклинило в голове у Филофея. Саму мысль о переезде он отвергал.
Так прошло несколько лет. Приехавшая в будний день дочь помогла отцу оформить мизерную пенсию. Однажды Анна Филофеевна, в очередной раз умоляя отца переехать, прослезилась. Уезжая, вместе с привезенной одеждой и продуктами оставила купюру в сто долларов.
- Папа, ты совсем ослаб! Покупай себе масло, кофе, виноград. И побольше мяса ешь. Тебе откормиться надо! Пенсия-то у тебя нищенская!
После отъезда дочери в груди Филофея появился давно знакомый зуд. Он не находил себе места. Вспомнил, как в недавнем телефонном разговоре с бельцким голубятником Андроном, говорили о голубях. Андрон, уезжая на постоянное место жительства в Новокубанск, просил найти покупателя на голубей, в первую очередь на бесчубую белую орловскую. Таких белых турманов Филофей видел у подмосковного своего знакомого. Велосипед, кстати, он так голубятнику и не вернул.
Едва дождавшись следующего утра, Филофей уже был на вокзале. С нетерпением ожидал прибытия пригородного дизель-поезда. Никогда не была такой длинной дорога. К дому Андрона он бежал вприпрыжку. На счастье, Андрон был дома. Договорились быстро, торговались недолго. Андрон просил за белую сто баксов. Сошлись на восьмидесяти. Жить надо! В это время Филофей заметил в углу двора на привязи сучку. Это была русская охотничья спаниель. Окрас ее был точь-в точь, как у Геры, с которой спал на топчане и которая спасла ему жизнь. Андрон перехватил взгляд Филофея:
- Со ста баксов у меня сдачи нет. Могу предложить классную охотничью спаниель. Сам вырастил и натаскивал. Только кабана не берет. Я дал за нее шестьдесят баксов. Так и быть! Я тебе ее уступаю за двадцать. Только ради дружбы. Молодая еще. Скоро должна быть в охоте ... Приносит не меньше шести щенят.
Филофей даже не думал. Он решил назвать сучку Герой, как ту, что спасла ему жизнь. Отмоет ее и будут спать вместе ... Все теплее ...
Домой Филофей ехал в тамбуре. В вагон с собакой не пустили. За пазухой теплым комком грела Филофееву грудь и душу белая орловская голубка. С вокзала Филофей вышагивал гордо. На поводке рядом с ним бежала новая Гера. По дороге Филофей со всеми здоровался. Поздоровался и с двоюродной сестрой своей покойной жены - Лизой. Та ответила и долго смотрела свояку вслед. Потом зачем-то покачала головой.
Дома Филофей привязал Геру возле будки, голубку выпустил в пустую голубятню. Забыв пообедать, целый час обзванивал друзей голубятников. В предвечерье у ворот Филофея одна за другой притормозили три машины. Потом подкатил мотоцикл. Филофей вынес голубку. Начались смотрины. Обсуждали долго. Был вынесен вердикт: От Бельц до Черновиц равной голубки нет! Всем хороша! Ни одного изъяна! Вся в стандарте! Филофей, наклонив голову, внимательно слушал и сосредоточенно курил. Его мысли были уже далеко, в Могилеве. У Володи-таксиста есть два подходящих голубя. Вот только, когда дочь приедет?
Наконец закончились смотрины. Филофей в опущенной руке нес голубку к голубятне. Дальше все случилось молниеносно. До сих пор мирно дремавшая Гера в прыжке оторвала голубке голову. Послышался хруст разгрызаемых костей черепа. Все оцепенели. Никто не осмеливался нарушить тишину. Такая голубка ... Восемьдесят баксов!
Проглотив добычу и виляя остатками хвоста, сука преданно смотрела Филофею в глаза. Хозяин поднес тушку к глазам. Тело голубки исходило последними судорогами. Алая кровь уже перестала пульсировать и стекала частыми каплями. Филя смотрел на собаку исподлобья. Потом швырнул голубку. Сука поймала тушку орловской заднечубой в прыжке. Снова послышался хруст костей. В это время хлопнула калитка. Все повернули головы. Во двор Филофея вошел, работавший в дорожном отделе, Вася Лисник. Все свободное время он отдавал охоте на водоплавающую птицу.
- Эта собака случайно не от Андрона?
Филофей молчал. Кто-то из гостей сказал:
- Да! Это его охотничья!
- Эту сучку Андрон взял щенком. Дал за нее шестьдесят баксов. Несмотря на прививку, в трехмесячном возрасте заболела чумкой. Андрон лечил ее гентамицином, потом еще семь дней стрептомицином. Сучка выжила, но оглохла. Он брал ее с собой на охоту. Она невменяемая. Бежит к подстреленной птице, хватает и тут же начинает жрать. Отобрать невозможно. Кусает руки. Андрон оставил ее для племени. Вот уже три года, а в охоту она не идет ... После уколов осталась ко всему и бесплодной.
Сука жадно глотала голубку вместе с перьями. Филофей закурил. Сейчас он курил сигареты с фильтром. Так велела дочка. Глядя исподлобья на собаку, спокойно сказал:
- Заберите, кто с машиной, собаку! Я не смогу на нее смотреть ...
С утра позвонила Анна Филофеевна. Предупредила не отлучаться из дому. Приедет со своим пятилетним внуком Максимкой. Наконец со стороны трассы показалась оранжевая "Тойота". Это ехала дочь с его правнуком. Филофей, чтобы выглядеть свежее, плеснул на лицо воды, одел спортивный костюм. Перегнувшись через забор, посмотрел вдоль улицы. Дочь притормозила у дома Лизы. Филофея внутри обожгло. Ее сосед Вася Лисник! Надо было предупредить его! Нет! Всех надо было предупредить!
Наконец "Тойота" остановилась у Филофеевых ворот. Из машины выпрыгнул пятилетний правнук. Вышла Анна Филофеевна и достала из багажника пакеты. Филофей напряженно всматривался в лицо дочери.
- Сказала или не сказала Лиза? ...
Лицо дочери было безмятежным. Вошли в дом. Анна стала раздеваться.
- Не сказала, слава богу! ...
- Добрый день в доме, папа! Как дела? Как здоровье? Ты все кушал, как я сказала? Не экономил на себе?
Филофей смотрел дочери в глаза исподлобья. Его взгляд был серьезным и искренним.
- Да дочечка! Спасибо, я кушал хорошо. Покупал себе масло, кофе, шпроты. Мяса ел вволю!
Пятилетний внук, услышав о мясе, вбежал в комнату:
- Дедушка! Ты рассказывал, что что ел мясо голубей! Ты что, с мясом той белой голубки съел и собаку? Нана Лиза говорила!
